Нет такого человека, который никогда на слышал бы о рыцарях в сверкающих латах и звенящих кольчугах. И пусть сами рыцари остались лишь на страницах книг и в кино, сегодня каждый может почувствовать себя благородным воином и позвенеть кольчугой — а точнее, миланским браслетом для часов, созданным по технологии кольчужного плетения.
Миланское плетение - браслет для часов
Впервые на русском языке издается полный текст автобиографической книги Сергея Михайловича Эйзенштейна — , крупнейшего кинорежиссера и теоретика искусства, выдающегося педагога и блестящего рисовальщика, одного из самых знаменитых деятелей культуры XX века. Книга эта может поразить читателя неожиданностью материала, оригинальностью его изложения, да и самой направленностью воспоминаний. Она нетипична даже для такого исходно неканонического жанра, как мемуары, — жанра, который колеблется от скрупулезной, подкрепляемой документами реконструкции жизненного пути до лирического, нередко ретушированного автопортрета, от живописания эпохи и современников до яростной полемики с ними post factum, от исповеди до проповеди «на примере собственной судьбы». Книга Эйзенштейна, в той или иной степени соприкасаясь с иными из этих тенденций, развивается в направлении не совсем характерном для мемуаров, но совершенно органичном для их автора.
ГДЗ 1 класс. Учебник издавался и переиздавался множество раз, за десятилетия в нем немногое изменилось, как, собственно, и не слишком поменялись современные представления об истории Древнего мира. Так и не выяснили наши современники, как же все-таки египтяне в то время смогли построить такие высокие пирамиды из таких огромных камней и почему все-же вымерли мамонты. Сплошные догадки и мало точной информации. Все же это наша история и ее надо знать, тем более что некоторые факты достоверны и интересны.
Применима ли такая «практическая характеристика» к Власу Михайловичу Дорошевичу, если иметь в виду его отношение к театру? Александр Кугель, собравший сразу после смерти знаменитого фельетониста часть его театральных очерков и выпустивший их небольшой книжкой, считал, что Дорошевич был певцом того «загородного сада старой России», «Виллы театральных наслаждений», которыми являлся для нее театр. В этой характеристике возможен и отзвук какой-то личной обиды, быть может, вызванной определенной авторитарностью негласного «диктатора» «Русского слова» — самой популярной и распространенной российской газеты предреволюционного полуторадесятилетия. Хотя нам ничего неизвестно о разногласиях между Кугелем и Дорошевичем, но они вполне вероятны.